каймакъ и морозятъ въ болышихъ кадках вареное молоко, и, зимою, когда нужно, разогреваютъ и едятъ. Татарское обыкновенное кушанье въ деревняхъ салма, пельмени, горохъ, забеленый сметаной. Они садятъ капусту, и ее кушаютъ охотно; но ни одинъ зажиточный Та-таринъ не отобедаеть безъ мяса.
Татарки болышя рукодельницы: скатерти, платки и полотенца ихъ работы, очень красивы. Ежели у нихъ гости, или кто изъ посторонннхъ, то все ихъ рукоделье вывешивается по стенамъ на веревочкахъ и столы накрываются разноцветны-ми скатертями.
(Знаменский)
О женщины, женщины! Вы отъ сотворения нашей прародительницы Эввы , до наших про-свъщенныхъ временъ , покорны намъ , грубымъ мужчинамъ. Хотя утонченная свътская учтивость наружно и выказываетъ, какъ бы ваше владычество надъ нами; но если разобрать дъло по-рядкомъ , то вы во многихъ отношешяхъ намъ покорны. Но мы не такие грубые и злые властелины , какъ мусульмане ; мы дали вамъ свободу наслаждаться удовольствиями жизни; вы полныя хозяйки въ домахъ нашихъ; вы наши друзья, наши первыя консультантки. О несчаст-ныя обитательницы угрюмаго Востока ! . . .
Ма-гометъ своимъ закономъ поступилъ съ ними жестоко , и сделалъ ихъ вечными невольницами. Подъ этимъ игомъ живутъ и томятся наши Ка-занския Татарки. Чемъ богаче Татаринъ, чемъ знаменитее по своей торговли, темъ более скрываетъ своихъ женъ; они только открываютъ лице въ своей спальне , потому что ихъ лица запрещено видеть даже свекрамъ, братьямъ мужа, дядямъ и ихъ детямъ, однимъ словомъ каждому мужчине, живущему въ доме. Семейная жизнь этихъ богатыхъ Татарокъ очень незанимательна, скучна и единобразна. Оне не занимаются никакимъ рукоделиемъ; о хозяйстве хлопочутъ мужья или свекрови — старушки , а молодые только заботятся о нарядахъ и о своихъ желудкахъ. Богатая Татарка какъ встаетъ, такъ и наряжается въ золотое платье, набелить и нарумянить лице, какъ возможно более, и алебастровой куклой, поджавъ ноги, сидитъ на диване. Самоваръ уже передъ ней кипитъ. Она сама делаетъ чай, пьетъ его до техъ поръ, пока потъ сгонитъ все белила п румяны съ лица ; она намажетъ свое лице снова и идетъ есть на завтраке самыя жирныя кушанья. Опять садится на свое место. Ежели придетъ ее навестить подруга, снова является на столе самоваръ , и она съ гостьей вторично пьетъ чаю столько же, какъ по утру, то есть не менее
семи чашекъ, а иногда и больше. Опять лице разстроилось отъ поту; -надобно его подмалевать снова, чтобы къ обеду передъ супругомъ явиться во всемъ блеске. После обеда чай для Татаръ составляетъ почти необходимость; они уверяютъ, что надобно непременно его пить для сварешя желудка после жирной пищи. Напившись чаю и отдохнувши, она вздумаетъ иногда ехать вь гости; наряжается въ другое дорогое платье; пара лошадей, заложенныхъ въ крепко-кованную и яркими красками выкрашенную повозку , везетъ ее , всю закутанную , къ ея знакомой, и она, бедная, невыставитъ изъ подъ покрывала носа до самой горницы своей пр1ятельницы. Знаменптыя Татарки даже лишены воздуха. Садовъ у нихъ нетъ, а ежели и есть у кого, то это неболышя палисадники; туда богатая Татарка не смеетъ выдти, не покрытая съ ногъ до головы зиланомъ, боясь встретиться съ кемъ нибудь изъ родственниковъ, жи-вущихъ съ ней в одном доме. Она боится даже смотреть въ окошко, чтобы мимоходящие по улице ее не увидали. Когда нетъ проходя-щихъ , она бы и могла посмотреть на минуту въ окно , чтобы дохнуть свободнее , но и тутъ преграда : Татарские любимые цветы занимаютъ все окошки , и на место чистаго воздуха , за-меняетъ его крепкий запахъ базилики ....
Вотъ томительная жизнь Казанскихъ перва-классныхъ Татарокъ. Но оне не скучаютъ ею и почитаютъ себя счастливыми, удивляясь образу жизни Европейскихъ женщинъ. По мнению Тата-рокъ, Европейская женщины никогда не вой-дутъ въ рай, уготованный праведнымъ, и потому благодарятъ Бога; что Онъ сотворилъ ихъ магометанками.
Второстепенными Татарками въ Казани назову я тъхъ , которыя не такъ богаты, какъ первыя, или хотя и богаты, но не такъ важ-ничаютъ. Онъ несколько позволяютъ себъ свободы подышать чистымъ воздухомъ, то есть чаще выставляютъ носъ изъ подъ своего покрывала, сидятъ подъ окномъ и не всегда отъ него бъгаютъ , когда увидятъ проходящихъ, раз-въ проъдетъ мимо дома богатый, значительный Татаринъ. Второстепенныя также занимаются хо-зяйствомъ, смотрятъ за стряпкою, иногда дъла-ютъ сами пироги и пельмени, выходятъ на дворъ смотреть чисто ли въ конюшне и въ ко-ровникъ. Тутъ он» не всегда закрываются при встрече съ домашними мужчинами, выключая свекра. Въ гости часто ходятъ пъшкомъ, выставляя при томъ носъ и одинъ глазъ. Третий разрядъ Татарокъ дышетъ гораздо свободнее. Домашнее хозяйство исправляютъ сами, стряпаютъ, доятъ коровъ и ходятъ сами по надобности въ городъ, хотя и подъ покрыва-ломъ, но часто съ полуоткрытымъ лицемъ и закрываются только, встрътясь съ Татариномъ. Онъ занимаются рукоделиемъ; изъ нихъ есть хорошие портныя , золотошвейки , которыя вы-шиваютъ превосходно тебетейки, нижутъ их жемчугомъ и украшаютъ камнями, также башмаки, ичеги, стоящия иногда до пятисотъ рублей.
Эти три разделения мои Татлрокъ можно отличить во время весенняго праздника Сабана. Первостепенныя Татарки никогда на Сабанъ не поедут. Вторыя ъздятъ въ своихъ испещ-ренныхъ бълымъ желъзомъ й ярко выкрашен-ныхъ кибиткахъ, на паръ прекрасныхъ, жпр-ныхъ лошадей, разодътыя сами въ золото и жемчугъ, разбъленыя и разрумяненыя, какъ маски , но такъ закутанныя въ покрывала, что безъ Жалости невозможно На нихъ смотръть. Все эти кибитки становятся въ лесу, довольно далеко отъ мъста, гдъ устроенъ праздникъ; отсюда Татарки, выставляя одинъ глазъ, смотрятъ и потеют въ своихъ тяжелыхъ нарядахъ. Татарки третьяго разряда въ своихъ кибит-кахъ становятся на ноги, чтобы удобнее ви-деть веселящихся на Сабане. Пришедшая пъш-
ком становятся на возвышенныя мъста, или на козла кибитокъ къ своимъ знакомымъ, и смотрятъ изъ подъ покрывалъ. Никто изъ нихъ ничего не видитъ, потому что Сабанъ далекъ отъ нихъ и закрытъ толпами смотрящихъ на праздникъ и экипажами.
Праздники и удовольствия во всех трехъ разрядахъ одинаковы; главныя ихъ пиры: свадьбы, Рамазанъ и Курбанъ. Тогда онъ нъ-сколько дней пируютъ по гостямъ, одъваются въ богатейшия свои платья, набълятся и нарумянятся, начернятъ зубы, брови и ресницы, вы-красятъ красной краской ногти, и отправляются на пирушку, где иногда собирается до ста жеищин и более. Но какое же ихъ тамъ ожи-даетъ" удовольствие? Обыкновенно кипящий двухъ-ведерный самоваръ, который подогревается при появлении новой гостьи. Чайная попойка про-должается часа три, и, по приезде каждой новой гостьи, чай подается опять всемъ гостямъ. не смотря на то, что прежде приехавшая уже выпили съ дюжину чашекъ. Потомъ ставятся множество тарелокъ десерта изъ разныхъ сухихъ фруктовъ, привезенныхъ изъ Бухарии, изъ Кяхты и изъ Ирбити. Потомъ подается ужинъ; у богатыхъ онъ страшенъ, потому что приготов-ляется до пятидесяти блюдъ; и Татарки куша-ютъ, ничего не пропуская. Я был разъ сви-детелемъ свадебнаго ужина, и не могь смотреть безъ удивления на ихъ необыкновенный аппетитъ. Пирушка, начинающаяся отъ вечерней молитвы до утренней, то есть, отъ пяти ча-совъ вечера до разсвета, проходитъ почти вся въ удовлетворена желудка, который у Татарокъ удивительно растягивается для принятия пищи. Решительно, нетъ другаго удовольствия, кроме еды и томительныхъ разговоровъ объ нарядахъ.
Все три разряда Татарокъ на пирахъ бы-вают вмести; богатыя приглашают небога-тыхъ и охотно бываютъ у нихъ сами, выключая тех,, которыя живутъ по крестьянски и на-
49
нимаются въ работницы; они и не входятъ въ три мои разделения, потому что они живутъ, какъ деревенская Татарки.
По моему мнению, деревенская Татарки гораз-до счастливее городскихъ. Оне пользуются свободою и проводятъ время, подобно нашимъ Русскимъ поселянкамъ; псправляютъ все до-машния и полевыя работы; летомъ без-престанно въ лесу, въ поле; зимою за пряжей , весною за тканьемъ; ньтъ свободной минуты для скуки. Ходятъ безъ покрывала, бе-лятъ лице и намазываютъ его красками только по Пятницамъ. И отъ того то, деревенсюя Татарки красивее городскихъ. Но богатыя и в деревняхъ страдаютъ: оне держатъ себя по Казански и, въ нарядныхъ платьяхъ, ничего не делая, сидятъ дома...
Праздники деревенскихъ Татарокъ отправляются съ теми же обрядами , какъ и въ городе, и также отдельно отъ мужчинъ, но несколько повеселее: иногда споютъ песню и позволяютъ себе поплясать на свадьбахъ. . . .
Грозный законодатель Востока не позволилъ женщинамъ быть даже участницами въ молитве, совершающейся въ храме; но оне отъ того неменее религюзны. Не говоря о Татаркахъ знаменитыхъ, небогатыя и въ деревняхъ знаютъ грамоту, и ихъ первое удовольсттае петь суры изъ алкорана. Всякая Татарка съ удивительною строгостью и усердиемъ исполняетъ духов-ныя правила ихъ строгой религии. Пять разъ у
Татаръ совершается въ мечетяхъ молитвы, и въ эти часы, гдъ бы ни была Татарка, въ гостяхъ за чаемъ, За завтракомъ, въ лесу, въ поле, въ незнакомомъ ей доме, она, ни на что не смотря, все оставляетъ, ищетъ удобное место и совер-шаетъ свою молитву съ такимъ усердием, что никакой шум, не можетъ отвлечь ее отъ молитвы и заставить оглянуться назадъ. Какъ вы думаете, при такихъ строгихъ обычаяхъ Та-тарскихъ женщинъ, при ихъ затворнической жизни, можетъ ли Амуръ залететь к нимъ и приголубить ихъ? Да, онъ къ нимъ залетаетъ, и даже въ высокия хоромы, и срываетъ съ лица это несносное, докучливое покрывало. Я прежде не думалъ, чтобы богатые Татарки иногда изменяли
своимъ супругамъ; но говорятъ случается, что онъ бываютъ неравнодушны къ пре-краснымъ приказщикамъ своихъ мужей;—и это не мудрено, потому что старики, даже семи_-десятильтше, имъютъ страсть жениться на шест-» надцати-лътней дъвочкъ, а сами окружены кра-сивыми молодыми прикащиками. А молоденькия Татарки, повърьте мнъ, въ щелочку изъ своей комнаты и однимъ глазомъ, изъ подъ покрывала, не менъе видятъ и отличаютъ красавцевъ, какъ наши Европейския дамы на балахъ.... А вотъ въ третьемъ моемъ раздъленщ Татарокъ, любовь играетъ немаловажную роль. Тутъ есть
и любовные письма, и любовныя стишки и песни.
Я самъ некогда испытал благосклонное рас-положение Татарокъ и получалъ отъ нихъ письма. Вотъ какъ это случилось. Приехавъ въ Казань , (*) я нашелъ тамъ очень много любопыт-наго и описывалъ все , что могъ. Татары тот-часъ обратили на себя мое внимание. Я занимался ими съ усердиемъ и описывалъ ихъ религиоз-ные обряды, праздники, обычаи и образъ семейной жизни. Мнъ хотълось проникнуть и въ ихъ чувства. На счетъ мужчинъ, это было нетрудно;—но женщины? какъ до нихъ достигнуть? Встръчающиеся по улицамъ не могли удовлетворить моему любопытству. Долго не представлялся удобный къ тому случай. Наконецъ явилась ко мнъ для лечешя Татарка , женщина уже въ лътахъ , но весьма бойкая и ловкая; я тотчасъ заметилъ въ ней способность содъйство-вать моему намерению. Она доставила мнъ случай познакомиться съ двумя молодыми Татарками. Я , разумеется , не изъ предосудительнаго намерешя, но изъ одного любопытства , началъ за ними ухаживать и успълъ довольно скоро услышать признание въ любви. Вотъ образчикъ ихъ ко мни писемъ:
(*) Лет тридцать тому назадъ.
ПЕРЕВОДЪ С ТАТАРСКАГО. № 1.
Онъ есть Творецъ! (Проза).
Любезный счастливецъ, предъ которымъ покланяюсь ! Душа безцънная! Сорвавший страсть мою и бросивший ее въ море страдания! Вла-дъгощего моей душою! Преклоняю колъно предъ тобою, и хотя насъ раздъляетъ разстояние, но мы близки сердцемъ; цълую землю и нанизываю жемчуги молитвъ на нить строкъ, и посылаю ихъ къ тебъ! Ты, милосердный другъ, не оставь меня; направь на меня ласковый взоръ , явись , моя звъэда , освъти меня, солнце мое! О живи, живи, моя радость! Да продлить Богъ дни твои для меня!
(Стихи).
Завъщание въ предании, завъщание въ алко-ране: люби Бога, люби ближняго. Кто мне ближе тебя , милосердный другъ !... Мой возлюбленный , пусть кушаетъ съ золотаго блю-Да, серебряною ложкою; пусть онъ сидитъ на стулъ, украшенномъ драгоцънными камнями; пускай наслаждается онъ въ свътъ; пускай онъ, любитъ меня ... Ангелы живутъ на небесахъ ; мой Ангелъ, ты живи со мною! Пришли ко мне въсточку, до свиданья: въсточка о.тъ друга — половина свиданья! Твои наряды суть оружия (ты мужчина), твоя пища фрукты; а моя одежда любовь къ тебъ, моя пища мысли о тебъ. О Боже, Ты одинъ знаешь, какъ люблю я его ! ... Золотой перстень брил1антовые браслеты недоставляютъ мнъ радости, моя радость—ты, и одной мыслпо о тебъ могу изгнать мою тоску. Въ саду много цвътковъ, въ саду много раз-новидныхъ цвътковъ; но тотъ цвътокъ , который напоминаетъ мнъ о тебъ , мой другъ , кратковремененъ! Брови твои чернъе ночи, ростъ твой красивъе пальмы; подобные тебе ръдко родятся въ свътъ.
(Проза).
Ради Бога, неоставь меня, мой другъ! Върь мнъ , мой земной богъ, что безъ твоего мило-серднаго внимания—я уничтожусь и буду презирать свое существование.№ 2.
Онъ есть Вседержитель! (Проза).
Счастливый предметъ моей любви, чернота моихъ очей, рана моего сердца ! Ты , который
пленил меня и утопилъ мою страсть въ океа-нъ мучения! Предъ тобою преклоняю колена и издали, близким к тебе сердцем, целую тебя и посылаю жемчуга поклоновъ къ тебе. Если ты хочешь знать о моемъ положения,—то знай, я нахожусь въ целой страсти къ тебе, я мученица , я страдалица! Я ждала тебя и ждала долго; но, Богъ да проститъ тебя, ты не приехалъ ко мнъ. Я слышала, что ты нездоровъ; это извъстие душило меня. Да охранитъ тебя Богъ! Я готова бросить все и полетъть къ тебе. Ожидай меня въ четвертокъ; если я узнаю, что ты до тъхъ поръ еще не выздоровълъ, то непременно полечу къ тебъ. Пиши ко мне, другь мой, пиши и дай о себъ знать.
(Стихи).
Съ тех пор, как я увидела тебя, взчез-ла тьма и явился свет!Ты солнце мое, ты райское наслаждение! Посылаю къ тебъ жемчуга молитв, эссенцию моихъ желаний !
№ 3.
Ты, составляющей уголок моего сердца, черноту моихъ очей, другъ мой, котораго люблю , какъ душу , нет , более, нежели душу! Преклоняю предъ тобою колода, и, целуя землю , посылаю къ тебъ дары молитве, убраны жемчугами слезъ и вздохами сердца. Ты полю-бопытствуешь, какова я ? Я утоплена въ море страсти къ тебе; я сжарена въ огнъ любви! Что же, и чем живу я въ сей тленной фор-ме ? Любовь къ тебъ истерзала мое бытие: мое сердце все въ ранахъ! О ты, красота жизни н свет очей моих! Незнаешь ты, что происхо-дитъ в моем сердце! Это знаетъ один Ал-лахъ. Когда я хочу говорить, то произношу одно твое имя, когда хочу думать о чемъ нибудь , то на уме ничего не приходить , кромъ мысли о тебъ одномъ! придетъ ли время еды, въ горло ничего нейдетъ; придетъ ли время сна, очи мои незакрываются; мои мысли ни на одну минуту не могутъ жить безъ тебя! Удив-ление, верх удивления! Я говорю самой себъ: ты не можешь быть любима имъ, прибъгни къ раз-судку своему, и пожалъй себя. Гдъ разсудокъ ? Где терпение ? Все они поглощены страстно. Господи! за какие грехи это страдание! иметь чувство, любить страстно, не быть любимой и не иметь силы удержать стремлеше чувствъ сво-их! О друг мой, если бы ты былъ въ состо-янии почувствовать хотя часть моихъ страданий; то наверно бы ты не могъ сносить ихъ тягости? Если, по получеши этого послания, ты удостоишь меня отвътомъ, то сочту это я, за благоволение свыше. Содержание его будетъ бальзамомъ для ранъ моего сердца, всякое слово его утешением.
Не знаю, что я написала; извини за безсвязие; мои мысли не въ порядку онъ разстроены стра-стию къ тебе. Душа моя, какъ я тебя люблю!
Молись Богу обо мне.
(Стихи).
все требования могутъ быть удовлетворены: голодъ удовлетворяется кускомъ хлеба, жажда глотком жидкости, но моя страсть к тебе—ни чем!Увы! Ты тамъ проводишь время въ наслаж-денияхъ, а я здесь въ стонахъ и печали; ты тамъ, какъ цвътокъ рая, а я здъсь увядаю огь грусти.
Волга течетъ быстро, быстрее течетъ время; но какъ мне тяжелы и долги минуты разлуки! —
но и этихъ лет им кажется много: они требуютъ
девиц тринадцати и даже двенатцати лет. Безъ сомнения, из богатыхъ и посредственныхъ домовъ не отдадутъ дочерей за проезжающихъ Бухарцевъ. На ихъ ценные калымы прельщаются только недостаточные мещане и жертвуют безъ жалости своихъ дочерей. Бухарецъ, женив-шись на дъвочке, проживетъ сь нею, иногда не более мъсяца, и, возвращаясь домой, отдаетъ ей разводную, то есть, свободу выдти за другаго. Казанские Татары неохотно берутъ женъ после Бухарцев, и пятнадцатилетние вдовы по не-воле должны приютиться подъ крылышком къ Амуру, особенно сироты, не имеющие родителей и близкихъ сродниковъ.
Отъ чего же у Татарокъ третьяго отдълешя любовь такъ часто и отважно путешествуетъ? Этому причиною не есть свобода, которою онъ болъе прочихъ пользуются, но частый приездъ Бухарцевъ въ Казань, которые здъсь бываютъ зимою для торговли, и летом, проезжая на Нижегородскую ярмарку, и живутъ по мъсяцу, по два и болъе. Бухарецъ, приехавший в Казань, чрезъ престарълыхъ Татарокъ, из-вестныхъ подъ назвашемъ свахъ, отыски-ватъ себъ невъсту, и непремънно молоденькую , нмъющую неболее пятнадцати летъ;
(К.Фукс)
Комментариев нет:
Отправить комментарий